Неточные совпадения
Из Сечи пришла весть, что татары во время отлучки козаков ограбили в ней все, вырыли скарб, который втайне держали козаки
под землею, избили и забрали в плен всех, которые
оставались, и со всеми забранными стадами и табунами направили путь прямо к Перекопу.
Холодный, пронзительный ветер не позволял нам долго любоваться красивой картиной и принуждал к спуску в долину. С каждым шагом снегу становилось все меньше и меньше. Теперь мы шли по мерзлому мху. Он хрустел
под ногами и
оставался примятым к
земле.
Под утро я немного задремал, и тотчас мне приснился странный сон: мы — я и Дерсу — были на каком-то биваке в лесу. Дерсу увязывал свою котомку и собирался куда-то идти, а я уговаривал его
остаться со мной. Когда все было готово, он сказал, что идет к жене, и вслед за этим быстро направился к лесу. Мне стало страшно; я побежал за ним и запутался в багульнике. Появились пятипальчатые листья женьшеня. Они превратились в руки, схватили меня и повалили на
землю.
С рассветом опять ударил мороз; мокрая
земля замерзла так, что хрустела
под ногами. От реки поднимался пар. Значит, температура воды была значительно выше температуры воздуха. Перед выступлением мы проверили свои продовольственные запасы. Хлеба у нас
осталось еще на двое суток. Это не особенно меня беспокоило. По моим соображениям, до моря было не особенно далеко, а там к скале Ван-Син-лаза продовольствие должен принести удэгеец Сале со стрелками.
Лучший табак, бывший в моде, назывался «Розовый». Его делал пономарь, живший во дворе церкви Троицы-Листы, умерший столетним стариком. Табак этот продавался через окошечко в одной из крохотных лавочек, осевших глубоко в
землю под церковным строением на Сретенке. После его смерти
осталось несколько бутылок табаку и рецепт, который настолько своеобразен, что нельзя его не привести целиком.
Нет! я знаю одно: в бывалые времена, когда еще чудеса действовали, поступки и речи, подобные тем, которые указаны выше, наверное не
остались бы без должного возмездия. Либо
земля разверзлась бы, либо огонь небесный опалил бы — словом сказать, непременно что-нибудь да случилось бы в предостерегательном и назидательном тоне. Но ничего подобного мы нынче не видим. Люди на каждом шагу самым несомненным образом попирают идею государственности, и
земля не разверзается
под ними. Что же это означает, однако ж?
И вам ничего не
остается делать, как согласиться с этим воплем, потому что вы видите собственными глазами и чуете сердцем, как всюду, и на
земле и
под землею, и на воде и
под водою — всюду ползет немец.
И вдруг весь этот либерализм исчез! Исправник «подтягивает», частный пристав обыскивает и гогочет от внутреннего просветления. Все поверили, что
земля под стеклянным колпаком висит, все уверовали в"чудеса кровопускания", да не только сами уверовали, но хотят, чтоб и другие тому же верили, чтобы ни в ком не
осталось ни тени прежнего либерализма.
Под хриплые, заикающиеся звуки галопа Сергей разостлал на
земле коврик, быстро скинул с ног парусиновые панталоны (они были сшиты из старого мешка и сзади, на самом широком месте, украшались четырехугольным заводским клеймом), сбросил с себя старую куртку и
остался в стареньком нитяном трико, которое, несмотря на многочисленные заплаты, ловко охватывало его тонкую, но сильную и гибкую фигуру.
Сам ее так уважаю, что думаю: не ты ли, проклятая, и
землю и небо сделала? а сам на нее с дерзостью кричу: «ходи шибче», да все
под ноги ей лебедей, да раз руку за пазуху пущаю, чтобы еще одного достать, а их, гляжу, там уже всего с десяток
остался…
— Нет, вы погодите, чем еще кончилось! — перебил князь. — Начинается с того, что Сольфини бежит с первой станции. Проходит несколько времени — о нем ни слуху ни духу. Муж этой госпожи уезжает в деревню; она
остается одна… и тут различно рассказывают: одни — что будто бы Сольфини как из-под
земли вырос и явился в городе, подкупил людей и пробрался к ним в дом; а другие говорят, что он писал к ней несколько писем, просил у ней свидания и будто бы она согласилась.
Здесь я должен заметить, что бессознательное беспокойство Егора Егорыча о грядущей судьбе Сусанны Николаевны оказалось в настоящие минуты почти справедливым. Дело в том, что, когда Егор Егорыч уехал к Пилецкому, Сусанна Николаевна,
оставшись одна дома, была совершенно покойна, потому что Углаков был у них поутру и она очень хорошо знала, что по два раза он не ездит к ним; но тот вдруг как бы из-под
земли вырос перед ней. Сусанна Николаевна удивилась, смутилась и явно выразила в лице своем неудовольствие.
— Может быть… — вяло ответил седой господин и отвернулся. А в это время к ним подошел губернатор и опять стал пожимать руки Семена Афанасьевича и поздравлять с «возвращением к
земле, к настоящей работе»… Но умные глаза генерала смотрели пытливо и насмешливо. Семен Афанасьевич немного робел
под этим взглядом. Он чувствовал, что
под влиянием разговора с приятелем юности мысли его как-то рассеялись, красивые слова увяли, и он
остался без обычного оружия…
Старинному преданию, не подтверждаемому новыми событиями, перестали верить, и Моховые озера мало-помалу, от мочки коноплей у берегов и от пригона стад на водопой, позасорились, с краев обмелели и даже обсохли от вырубки кругом леса; потом заплыли толстою землянистою пеленой, которая поросла мохом и скрепилась жилообразными корнями болотных трав, покрылась кочками, кустами и даже сосновым лесом, уже довольно крупным; один провал затянуло совсем, а на другом
остались два глубокие, огромные окна, к которым и теперь страшно подходить с непривычки, потому что
земля, со всеми болотными травами, кочками, кустами и мелким лесом, опускается и поднимается
под ногами, как зыбкая волна.
В этом уезде уже мало
оставалось земель, принадлежавших башкирцам: все заселялись или казенными крестьянами, которым правительство успело раздать
земли, описанные в казну за Акаевский бунт, [Акаевский бунт — одно из крупнейших восстаний башкирского народа, вспыхнувшее в 1735 году
под предводительством Акая.] прежде всеобщего прощения и возвращения
земель отчинникам-башкирцам, или были уже заселены их собственными припущенниками, или куплены разными помещиками.
Старик пошел дальше. Оленин не отставал от него. Пройдя шагов двадцать и спускаясь книзу, они пришли в чащу к разлапистой груше,
под которою
земля была черна и
оставался свежий звериный помет.
Однажды вечером, кончив дневной сбор винограда, партия молдаван, с которой я работал, ушла на берег моря, а я и старуха Изергиль
остались под густой тенью виноградных лоз и, лежа на
земле, молчали, глядя, как тают в голубой мгле ночи силуэты тех людей, что пошли к морю.
Окся поощрительно улыбнулась оратору и толкнула локтем другую женщину, которая была известна на приисках
под именем Лапухи, сокращенное от Олимпиады; они очень любили друг друга, за исключением тех случаев, когда козловые ботинки и кумачные платки настолько быстро охлаждали эту дружбу, что бедным женщинам ничего не
оставалось, как только вцепиться друг в друга и зубами и ногтями и с визгом кататься по
земле до тех пор, пока чья-нибудь благодетельная рука не отрезвляла их обеих хорошим подзатыльником или артистической встряской за волосы.
Я ослабел в борьбе с собой
Среди мучительных усилий…
И чувства наконец вкусили
Какой-то тягостный, обманчивый покой!..
Лишь иногда невольною заботой
Душа тревожится в холодном этом сне,
И сердце ноет, будто ждет чего-то.
Не всё ли кончено — ужели на
землеСтраданье новое вкусить
осталось мне!..
Вздор!.. дни пройдут — придет забвенье,
Под тягостью годов умрет воображенье;
И должен же покой когда-нибудь
Вновь поселиться в эту грудь!..
Сосновское общество отрезало бессрочному узаконенный участок
земли. Но Ваня не захотел
оставаться в Сосновке. Вид Оки пробудил в нем желание возвратиться к прежнему, отцовскому промыслу.
Землю свою отдал он
под пашню соседу, а сам снял внаймы маленькое озеро, на гладкой поверхности которого с последним половодьем не переставала играть рыба. Он обстроился и тотчас же перевел к себе в дом дедушку Кондратия, его дочь и внучка.
Дабы предупредить эти эмиграции, которые, уменьшая число жителей крепости, способствовали гарнизону долее в ней держаться, отдан был строгой приказ не пропускать их сквозь нашу передовую цепь: и эти несчастные должны были
оставаться на нейтральной
земле, среди наших и неприятельских аванпостов,
под открытым небом, без куска хлеба и, при первом аванпостном деле, между двух перекрестных огней.
Муся же, когда небо погасло, спокойно, не опуская глаз на
землю, перевела их в угол, где тихо колыхалась паутинка
под незаметным напором духового отопления; и так
оставалась до объявления приговора.
От этой героической эпохи
остались и до сих пор кое-какие достоверные следы: крутая дорога в балке Кефало-Вриси, проведенная английскими саперами, итальянское кладбище на верху балаклавских гор между виноградниками, да еще при плантаже
земли под виноград время от времени откапывают короткие гипсовые и костяные трубочки, из которых более чем полвека тому назад курили табак союзные солдаты.
С каждой минутой вода подбиралась
К бедным зверькам; уж
под ними
осталосьМеньше аршина
земли в ширину,
Меньше сажени в длину.
Громадный офицер в эполетах — она познакомилась с ним на Старо-Киевской улице, когда была гимназисткой, а теперь не помнила его фамилии, — точно из-под
земли вырос и пригласил на вальс, и она отлетела от мужа, и ей уж казалось, будто она плыла на парусной лодке, в сильную бурю, а муж
остался далеко на берегу…
Правда, что иногда найдешь молодые грибы там, где вчера их не находил, но они были и
остались только незамеченными, потому что мало отделялись от
земли, скрывались
под листьями или в траве.
— Артель лишку не берет, — сказал дядя Онуфрий, отстраняя руку Патапа Максимыча. — Что следовало — взято, лишнего не надо… Счастливо
оставаться, ваше степенство!.. Путь вам чистый, дорога скатертью!.. Да вот еще что я скажу тебе, господин купец; послушай ты меня, старика: пока лесами едешь, не говори ты черного слова. В степи как хочешь, а в лесу не поминай его… До беды недалече… Даром, что зима теперь, даром, что темная сила спит теперь
под землей… На это не надейся!.. Хитер ведь он!..
Вода вливалась в улицы и переулки слободы, от которой
оставались одни крыши, словно самые дома ушли
под землю.
Выпитая водка подействовала на Артура моментально. Лицо его покраснело и просветлело. Глаза забегали, как пойманные мыши, и заблестели. Он протянул ноги по
земле, положил кулаки
под голову и заулыбался. На Цвибуша водка не повлияла. Его голова
осталась в таком же состоянии, как и была. На Ильку водка подействовала угнетающим образом. Она села особняком, в стороне, подперла голову ладонями и задумалась.
— Ты ее не боишься? Хорошо. Пусть все твои труды ничего не стоят, пусть на
земле ты
останешься безнаказанным, бессовестная и злая тварь, пусть в море лжи, которая есть ваша жизнь, бесследно растворится и исчезнет и твоя ложь, пусть на всей
земле нет ноги, которая раздавила бы тебя, волосатый червь. Пусть! Здесь бессилен и я. Но наступит день, и ты уйдешь с этой
земли. И когда ты придешь ко Мне и вступишь
под сень Моей державы…
— Менять — значит подчиняться только необходимости и новому закону, которого раньше вы не знали. Только нарушая закон, вы ставите волю выше. Докажите, что Бог сам подчинен своим законам, то есть, попросту говоря, не может свершить чуда, — и завтра ваша бритая обезьяна
останется в одиночестве, а церкви пойдут
под манежи. Чудо, Вандергуд, чудо — вот что еще держит людей на этой проклятой
земле!
Но что за мука! Надевши сюртук, доктор опять ложится. Нелли поднимает его и тащит в переднюю… В передней долгая, мучительная возня с калошами, шубой… Пропала шапка… Но вот, наконец, Нелли сидит в экипаже. Возле нее доктор. Теперь
остается только проехать сорок верст, и у ее мужа будет медицинская помощь. Над
землей висит тьма: зги не видно… Дует холодный зимний ветер.
Под колесами мерзлые кочки. Кучер то и дело останавливается и раздумывает, какой дорогой ехать…
Тут она просила солдат отнять два столбика, подпиравшие крышу; желание ее было выполнено, и в один миг вместо хижины
остался только земляной, безобразный холм, над которым кружился пыльный столб. Солдатам послышался запах серы; им чудилось, что кто-то закричал и застонал
под землей, — и они, творя молитвы, спешили без оглядки на пикет.
Торжок снова обратился
под власть новгородского веча, и прочие
земли остались как бы затаенные за Москвой и помину об них не было.
— Видит бог, пока я жив, тому не бывать. Ее не отдали за моего сына,
оставайся же она вечно в девках. Постригись она, зарой себя живую в
землю, что мне до того; а замужем ей не быть! Взгляни, друже, на меня, на сына: это все их дело. — Сын Мамона, стоявший у постели, был бледен как смерть; из чахлой груди его по временам отдавался глухой кашель, отзыв смерти, будто из-под склепа.
Родник скрылся
под землей и он
остался все с той же неутолимой жаждой.
По новгородским хартиям значилось, что пригород Москвы — Торжок и окружные
земли издавна были
под властию Великого Новгорода, но дед Иоанна III, великий князь Василий Дмитриевич, завоевал их и оставил за собою, по договорным же грамотам с сыном, великим князем Василием Васильевичем, прозванным Темным, Торжок снова обратился
под власть новгородского веча, а прочие
земли остались как бы затаенные за Москвою и помину объявить не было.
— Слыхал от евреев, они знают все, что делается не только на
земле, но и
под землей, — говорят, будто меньшой, бежавший из полка, пропал без вести. Старший при ней, да что-то не ладят, часто ссорятся, хотел было возвратиться в Москву, однако ж, мать ублажила,
остался.
И в обе ночи, прошедшие до похорон,
земля дышала томительным жаром, и безросны
оставались сухие луга, уже начавшие выгорать
под жарким солнцем.